Воспитательница советовала готовить дочь к роли козла отпущения

 “Родила Мону Лизу. Ни бровей, ни ресниц… ни волос…” — сообщила я супругу и маме наутро после появления Мариши на свет. Увы, моя красавица дочь явилась миру абсолютно лысой. И лишь спустя три месяца, когда из-за ее ушей стали пробиваться первые кудряшки, мне открылась истина: у меня — рыжий ребенок. Нельзя сказать, что я огорчилась. Даже обрадовалась. Мне всегда нравились рыжие дети. Они — как праздник с надувными шариками. И этот Праздник теперь всегда со мной…

Это сейчас, когда я стала умная и прочитала много нужных книг, я знаю, что у рыжих энергии ровно в два раза больше, чем у прочих. А тогда я просто приняла как должное, что ребенок — это что-то вечно бегающее, прыгающее, куда-то лазающее. И обуять этот нескончаемый поток энергии может только внезапно свалившийся сон. Именно — внезапно. Потому что всякие колыбельные, должные убаюкивать, тут же подхватывались из кроватки, и это “хоровое пение” могло длиться бесконечно… Со временем я перестала пугаться, увидев ссадину или синяк на теле моей дочери. С тех пор как она пошла, а вернее — побежала, они стали ее постоянными спутниками. Даже на своей первой “статусной” фотографии, сделанной в салоне, она красуется с синяком на лбу… Свекровь потом, глядя на снимок, ворчала: “Что же это Мариночка такая взъерошенная, не могли ей штанишки поправить?” Знала бы она, что процесс фотографирования превратился в сорокаминутное родео. Очередь в холле салона изнывала от жары, а мы с фотографом на пару гонялись за Мариной, пытаясь прижать ее в угол и хоть на минуту остановить, чтобы “щелкнуть”. Но она не желала стоять на месте. Мячи, плюшевые игрушки, пупсы летели в стороны, а Марина наворачивала круг за кругом, как заяц-энерджайзер. Наконец она споткнулась, вскочила и на секунду замерла. Фотограф метнулся к камере, щелкнул кнопкой и издал победный вопль: “Всёёё!!!!”. Так она и стоит в кадре: с фингалом, одна штанина задрана…
     Когда Марина чуть повзрослела, я поняла, что говорить она умеет так же быстро и долго, как бегать... С полутора лет меня сопровождала беспрерывная трансляция того, что Рыжая видела и слышала. К тому же в ней открылся еще один дар — потрясающей общительности. В метро, на улице, в поликлинике она улыбалась всем налево и направо. И охотно вступала в беседу. Редко кто в ответ мог остаться равнодушным. Пришлось привыкать, что рядом с этой “обаяшкой” постоянно находишься в центре внимания. Честно говоря, ее тяга к общению иногда выводила меня из себя. Помню, как-то утром в полупустом автобусе напротив нас с Рыжей приземлился слегка потрепанный гражданин, в глазах которого явно читалась тоска по рассолу. Поизучав с минуту его опухшую физию, Марина сползла с моих колен и потрепала дядечку за руку: “Родной, кто ж тебе пуговицу оторвал?” — проворковала она. Субъект сосредоточил взгляд на этом рыжеволосом нечто и разомлел окончательно. Пришлось срочно вытаскивать Марину из автобуса, пока дядечка не начал проявлять свои ответные “родственные чувства”.
     Первый день Марины в детском саду потряс ее воспитателя до глубины души. Медсестре даже пришлось накапать бедной женщине корвалолу. Воспитательница всего-навсего привела детей показать им новый красивый спортзал. Увидев шведскую стенку, мой ребенок отделился от группы, молниеносно вскарабкался по лестнице под потолок. А потом столь же стремительно — но уже головой вниз — полез обратно. Именно ее “обратный путь” заставил педагога так понервничать… Впрочем, уже через год воспитательница, как и я когда-то, перестала паниковать. Возвращая мне вечером чадо в чужих панталонах, она спокойным тоном сообщала: “Мариночка полезла на дерево, зацепилась штанами за ветку и повисла. Вот штаны и порвались. Пришлось ей надеть чужие. Не забудьте завтра вернуть”. Сколько их было, этих штанишек… А платья ей надевать нельзя было по определению. Это я поняла, когда нарядила как-то свою красавицу “на выход”. Не учла только, что шли мы в цирк. В первом же антракте Марина повторила в фойе все, что видела на арене. При каждом кульбите платье надевалось ей на голову, народ аплодировал, а я сгорала от стыда за конфузную ситуацию…
     При всем при этом наказывать Марину у меня как-то не получалось. За шебутной характер карать глупо. А сознательные гадости ребенок делал очень редко. Да и то — очень быстро нашелся беспроигрышный способ воздействия. Марина просто физически не выносила невнимания. Поэтому при проступке достаточно было сказать: “С плохой девочкой я разговаривать не буду”. Страшная кара! Марина тут же принималась заглядывать мне в глаза и теребить: “Нет, говори со мной, говори, говори! Я — хорошая девочка”. Надолго моей стойкости не хватало… Но один раз Марина все же вывела меня из себя настолько, что я запустила в нее тапкой. Уже на излете она догнала ее где-то в коридоре. И стала самым ярким карательным впечатлением ее детства. Перед написанием этой статьи я спросила свою уже взрослую Рыжую: “Марин, а как я тебя воспитывала, не помнишь?” “Ну как же, — засмеялась Марина. — Ты меня воспитывала тапкой”.
     Ах, это маринино упрямство! Оно разбивало вдрызг все педагогические постулаты. Например, существует версия, что в детстве ребенок слушает даже не столько родителей, сколько своих сверстников. Их мнение ему важнее и дороже. Ну и что? Пыталась я использовать эту теорию… Купили мы как-то Марине новую шубу. Она ей очень нравилась, но вот беда — шубка была на вырост. Когда наступили холода, Марина настояла, что ей надо “хотя бы примерить” эту шубейку. Надела и сказала, что ни в каком другом виде в детский сад не пойдет. Шубка доставала ей до пят, рукава свисали до колена, талия была где-то под попой, но Марину это ничуть не смущало. Тогда я и решила использовать убойный аргумент: “Конечно, можешь идти в ней. Но ребята в саду тебя засмеют”. “Ха! — сказала Марина. — Я быстро пресеку энти их смеяния!”. И пошла в шубе в сад… Эта черта сохранилась в ней и поныне. Если ей что-то нравится — то нравится. Но заставить ее сделать что-то или надеть что-то, потому что это “модно” или “круто”, — бесполезная затея. “Ха! — говорит она. — А мне это не интересно…”. Вот шапку с бубенцами на улицу надеть или в заячьих ушах в офис явиться — это пожалуйста. Это хотя бы “прикольно”.
     Был и еще один педагогический постулат, который не выдержал никакой критики… “У вас — рыжий ребенок. Вам придется с ним нелегко. На него всегда будут сыпаться все шишки. Вам надо подготовить ее к этому”, — дружески говорила мне заведующая детсадом. И что, прикажете готовить ребенка к роли “козла отпущения”? Или убедить ее заранее воспринимать всех в штыки? Как-то не хотелось. Поэтому доверили Марине расти без всякой “подготовки”. К счастью, все эти предостережения оказались полной ерундой. Так же, как и версия о том, что у детей могут развиться комплексы, если им говорить, что они — рыжие. А у Марины с раннего детства было “домашнее имя” — Рыжая. И ничего. Хоть бы раз “комплекснула” для приличия. Как-то моя мама пришла забирать Марину после танцев, заглянула в зал и крикнула: “Рыжая, одевайся быстрее, я тебя внизу жду”. И вдруг услышала рядом возмущенный голос бабушки Марининой подруги Кати: “Зачем?! Зачем вы так оскорбляете ребенка?” Мама сначала даже не поняла: “Как же это я ее оскорбляю?”. “Вы назвали её рыжей” — переживала чужая бабушка. “А… — засмеялась мама, — вы думаете, ее это обижает? Да она этим гордится”. Катина бабушка моей маме не поверила и обратилась к самой Марине: “Мариночка, разве тебе нравится, когда тебя так называют?”. — “А как же меня еще называть? Я же — рыжая”, — откровенно удивился ребенок. Наоборот, она очень быстро научилась играть на этом. “Да! Как что, так сразу рыжий виноват!” — это ее любимая фраза. Или откровенно хохмит: “А чего это я в дождь должна в магазин идти, я что — рыжая, что ли?”
     Марина не переставала удивлять меня и в школьном возрасте. Я очень боялась, что во время учебы у нее начнутся проблемы. Представить Рыжую 40 минут смирно сидящей за партой я просто не могла. Поэтому в “поступательной” анкете в графе “для информации” честно написала, что ребенок — подвижный, от долгого сидения на месте может свихнуться. Но, оказавшись в школе, Марина сразу повзрослела. Как во всяком рыжем, в ней было полно здорового самолюбия. Поэтому она просто не могла позволить себе плохо учиться. В начальных классах она, роняя крокодильи слезы на тетрадь, старательно выводила буквы, пока не получится нужная “конфигурация”. Позже, не сделав уроки, не прочитав все, что задано, не шла гулять. Причем эти установки она давала себе сама. Я-то даже порой гнала ее развеяться. Она определила для себя так: “Отличницей быть не обязательно. Но дурой слыть — это уж увольте!”. И все мои ранние переживания: как же я буду заставлять ее учиться — сами собой рассыпались в пух. А неуемную энергию она пустила на многочисленные свои хобби и увлечения. Ей хотелось всего и сразу: петь, заниматься бальными танцами, играть на пианино и на гитаре, в гольф и в волейбол, кататься на лыжах, на коньках, на роликах, на велосипеде… Она постоянно участвовала в каких-то спектаклях, конкурсах, соревнованиях и, как ни странно, все у нее получалось.
     …Выросла она очень быстро. Из маленькой кудрявой бестии как-то незаметно образовалась рыжеволосая красотка — умная, самодостаточная, спокойная, веселая, солнечная… Откуда что взялось? С ней легко. Она любит дарить людям радость и совсем не любит делать им больно. Одним словом — Рыжая…

Елена КОРОТКОВА
Источник: mk.ru